Об африканском племени, где за дату рождения принимается не дата рождения.
В Африке живет племя, в котором датой рождения ребенка считается, и не момент его появления на свет, и не дата его зачатия, а тот день, когда матери его пришло в голову завести ребенка. Когда женщина решает иметь ребенка, она удаляется куда-нибудь под деревце и одиноко вслушивается в тишину, , пока не услышит песни ребенка, просящегося в мир. Услышав песню, она идет к человеку, который будет отцом ребенка, и учит этой песне его. Потом, когда они любят друг друга, чтобы зачать ребенка, они опять поют эту песнь, призывая его.
Когда же мать тяжелеет, она учит этой песне деревенских повитух и старших женщин. В итоге, когда ребенок рождается, старшие женщины и все вокруг поют эту песнь, приветствуя его. Пока ребенок растет, другие жители тоже заучают песню ребенка. И если вдруг ребенок упадет, ударится коленкой, кто-то поднимет его и споет ему его песню. Когда ребенок делает что-то доброе, когда проходит обряд инициации, то, почитая подростка, деревенские поют его или её песню.
Есть еще один повод для пения. Если вдруг люди совершают недоброе, нарушая социальные нормы, таких ставят в центр селения, народ окружает их и опять поёт им их песни.
Племя считает, что исправляется антиобщественное поведение не наказанием, а любовью и уважением личности. Когда узнаешь свою собственную песню, исчезает желание или необходимость делать нечто, огорчающее других.
Это проходит через всю их жизнь. Песни поют совместно супруги. Наконец, когда ребенок лежит в постели, близкий к смерти, вся деревня зная его или ее песню, поет её в последний раз.
Вы, возможно, не выросли в племени, которой споет песню для вас в решающие мгновения жизни, но жизнь все равно подсказывает вам, когда вы находитесь в гармонии с самим собой, а когда - нет. Когда вам хорошо, это и есть ваша песня, когда вам гадко - это не она. В конце концов, каждый узнаёт свою песню и хорошо её поёт. Возможно, сейчас ваш голос дрожит, но это бывает и с великими певцами. Продолжите пение - найдете свою дорогу.
Мои друзья ездили в экспедицию в это счастливое племя. Увы, вот, что они там услышали.
Когда этот материал впервые попал в мировые СМИ, отклик был такой же: тысячи лайков, восторженные комментарии. Нашлось множество женщин, готовых бросить всё, лишь бы перенять бесценный опыт. Труднее было уговорить вторую половину человечества ехать в саванну и джунгли, в опасную неизвестность за "какой-то там песней ещё не родившегося человека".
Вскоре, однако, жителей счастливого племени стал удивлять всё прибывающий поток "гостей", селившихся парами в окрестностях села, и вовсе не намеренных уезжать. Когда стал понятен язык, и женские души открылись навстречу друг дружке, местные решились спеть свои песни приезжим горожанкам.
О записях не шло и речи, но они, конечно же, были сделаны тайно - опыт десятилетий социальной антропологии у жителей старого света в крови. Тексты были о цветах, птицах и животных, об охоте и собирании каких-то корней, порой совсем простые, со множеством повторов и вообще мало понятных мест. Философская глубина в них, если и была, то ключ к ней остался между бронзовых грудей, у горячих сердец аборигенок. Были незабываемые мгновения вслушивания в тишину под пальмой, часы и дни волнующего ожидания, робкой и страстной надежды. Но тщетно. Что-то мешало свершиться таинству.
Первоначальный вдохновенный трепет стал утихать, в наушниках вместо заветных песен всё чаще звучали привычные буги-вуги. Многие разочаровались, и отправились восвояси. Но были и те, кто проявил упорство. Вскоре одна из женщин, вернувшись в своё бунгало, с восторгом спела песню, которую она якобы услышала сквозь шум пальмовых листьев на ветру. Недоверчивые соседки сделали вид, что верят, хотя песня показалась им странной.
Да, собственно, как можно не верить, если очевидно, что любую нашу фантазию диктует нам кто-то оттуда, из того мира. Важно лишь понять, кто! С каждым днём песен становилось всё больше. Вскоре родился и первый ребёнок. Горожанки, до сих терпевшие трудности племенной жизни, стали требовать от мужей удобств.
"Почему бы и нет, - говорили они, - мы ведь не какие-то дикари. Наши дети не должны страдать от насекомых и змей. Мы должны сделать всё, чтобы они были счастливы". На первое "гигантское" бунгало из бетона и пластика весь посёлок смотрел с суеверным восторгом. Всю ночь звучали барабаны, и танцам не было конца. Вскоре в джунгли врубился большой посёлок из бунгалообразных коттеджей. В домах надо было поддерживать порядок, и аборигенки с радостью пошли в прислуги. Наверное, так в истории человечества возникало социальное неравенство. Один из приезжих оказался геологом, и бродя по саванне, нашёл, не то молибден, не то хром, уж точно не припомню. В обозримых окрестностях были спилены могучие вековые деревья, и вместо них, как по волшебству возникли буровые вышки. В посёлке было плохо с водой, и буры стали использовать для сверления артезианских скважин. Вскоре скважен стало много, но, не смотря на их глубину, воды становилось всё меньше, а колодцы аборигенов и вовсе пересохли. Изумительно красивые закаты на верандах бунгало приобрели зловещий бурый оттенок. Однажды ночью по приказу колдуна племя собрало нехитрый скарб, бросило свои хижины, и ушло в джунгли. В коттеджах их уход заметили лишь к обеду. Погоня была безуспешна. Посёлок просуществовал не более месяца. Бурение не дало ожидаемых результатов, а жизнь в посёлке без аборигенов потеряла свой смысл, и вообще оказалась невозможной. Вскоре посёлок опустел, и безжалостные джунгли поглотили его, не оставив и следа. А разочарованные искательницы первобытного рая так и не смогли понять, что нельзя искать истину за дверью, ибо она в нас самих. Они продолжают слушать африканские, латинские и азиатские буги-вуги, и не замечают, что в вековых песнях, сложенных их собственным народом звучат голоса не только утерянных ими пращуров, но и ещё не рождённых ими детей. И ключ к мудрости этих песен лежит не меж бронзовых, а меж ослепительно белых их грудей, у не менее горячих их сердец.
Президент Центра фольклорной педагогики "Традиция" Сергей Оленкин
pjatnica.com
